Северная война - Страница 95

Скромная кожаная карета князя-кесаря, запряженная четверкой черных злых коней, – подарок какого-то степного хана, через распахнутые ворота въехала в Кремль, покружив между многочисленными строениями различных приказов, остановилась около очень старого и непрезентабельного домика, сложенного из темно-красного кирпича.

У крыльца здания бдительно застыли два стрельца в клюквенных кафтанах, с пищалями на плечах, навстречу князю-кесарю шустро кинулся старый человечек, одетый в ношеный овечий тулуп.

– С самого рассвета жду! – подобострастно заверил человечек. – Два фонаря, как и велено, приготовил! Зажигать?

– Зажигай! – вальяжно велел Ромодановский, поочередно зло посмотрел на стрельцов, от чего те сразу на пол-оборота отвернулись в разные стороны, достал из кармана медвежьей шубы массивный бронзовый ключ, отпер низенькую, тщательно обитую ржавым железом дверь, обернулся:

– Данилыч, забирай фонари, проходи вперед меня… Егор за чугунные ручки подхватил тускло светящие фонари (толстые восковые свечи, закрытые сверху стеклянными колпаками – с маленькими дырочками по бокам), не без опаски проследовал в темный проем, из которого явственно пахнуло могильной сыростью и кладбищенской плесенью.

Князь-кесарь вошел следом, сопя и громко щелкая ключом в замке, запер дверь, взял у Егора один из фонарей, переваливаясь с боку на бок, уверенно пошел вперед.

– Это бывшая палата приказа Тайных дел, – пояснил на ходу Ромодановский. – Прежний царь, Алексей Михайлович, учредил сей приказ.

Палата была сводчатой, очень низкой, стены ее были местами покрыты паутиной и плесенью, под ногами громко хрустел засохший мышиный помет.

Неприятно завизжав ржавыми петлями, в торцевой стене приоткрылась еще одна неприметная дверь.

– Кто там бродит? – строго спросил чуть дребезжащий старческий голосок. – Отвечай, а то пальну из пистоля!

– Я это, Лука, князь Федор! – торопливо известил Ромодановский и, обернувшись, уважительно пояснил Егору: – Этому псу верному будет более девяноста пяти лет. Из них последние – без малого – тридцать пять, он провел здесь, охраняя тайную сокровищницу Алексея Михайловича Тишайшего. Один раз в полгода ему доставляют запасы продовольственные, свечи, новую одежку. Колодец с чистой водой тут имеется… Дрова? Здесь они совсем даже без надобности: круглый год в этих помещениях одинаково – не тепло, но и не холодно… Вот так-то оно, сэр Александэр, господин генерал-губернатор!

Древний Лука, одетый, впрочем, очень даже чисто, только вот – по седым длинным волосам и бороде старика бодро ползали, временами подпрыгивая, многочисленные вши и блохи, провел их в другое помещение: квадратное, с ровными бревенчатыми потолками, общей площадью метров в пятьдесят—шестьдесят.

У противоположной стены комнаты – в неярком свете свечных фонарей – виднелись пять громоздких дубовых шкафов, чьи широкие полки были плотно забиты толстыми кожаными папками и многочисленными пергаментными свитками.

– Вот здесь они и хранятся – секретные дела давно минувших дней! – грустным басом поведал князь-кесарь и показал старому сторожу рукой на средний шкаф: – Давай, старинушка, отодвинь. Отодвигай, кому я говорю! – повысил голос, после чего, тяжело вздохнув, тихо добавил: – Сам Петр Алексеевич велели. Видно, заканчивается, Лука, твоя тайная служба. Скоро выйдешь в мир, на солнышко посмотришь, послушаешь птичек…

Старик, испуганно сгорбившись, шаркающей походкой подошел к правому краю центрального шкафа, с трудом опустился на колени, загородив от зрителей своей неожиданно широкой спиной все дальнейшие манипуляции. Раздался чуть слышный хрустальный звон, тяжелое дубовое изделие плавно и совершенно бесшумно развернулось на девяносто градусов вокруг своей оси, открывая доступ к металлической двери неизвестного фиолетового металла.

Князь-кесарь, еще раз вздохнув тяжело и бесконечно печально, подошел к странной темно-фиолетовой двери, достал из внутреннего кармана своей шубы очередной ключ, на этот раз узкий и длинный, неправдоподобно ярко-золотистый, вставил его в крохотную и узкую замочную скважину, надавил, дверь послушно раскрылась.

«Вот-вот, сейчас вы с князем-кесарем войдете в эту супертайную сокровищницу, а сей древний страж дверь и захлопнет! – засомневался внутренний голос. – Все, приехали! Пишите письма мелким почерком…»

– Проходи, Данилыч! – скупо кивнул своей тяжелой головой, обремененной коротким, но очень пышным черным париком, князь-кесарь. – Смело проходи!

Уже переступая за порог сокровищницы, Егор краем глаза заметил, как Ромодановский несильно ткнул чем-то блестящим, чуть высунувшимся из длинного рукава шубы, верного сторожа точно в солнечное сплетение. Старик, не издав ни единого звука, медленно опустился на колени…

– Дело закончено – пора хвосты рубить! – доходчиво (словно генерал ФСБ из двадцать первого века) пояснил князь-кесарь. – Жалко, конечно, старинушку! Но так полагается. Отцы наши так поступали, деды… Нам ли переиначивать? Ну, господин генерал-губернатор, готов принять сокровища царя Тишайшего? – недобро и внимательно посмотрел на Егора своими серо-желтыми, волчьими глазами…

«Не любит он тебя, братец! – печально резюмировал внутренний голос. – Да что там „не любит“ – ненавидит люто…»

Они вошли в узкий зал, дальняя стена которого терялась где-то – во мраке веков… Вдоль одной из боковых стен выстроились в бесконечный ряд древние чеканные серебряные ендовы, иноземные золотые кубки на длинных витых ножках, массивные серебряные и позолоченные лохани, стопки золотых и серебряных блюд. Особняком располагались два льва – из чистого серебра – с золотыми гривами и большой павлин литого золота – с глазами-изумрудами. По другой стене тянулись широкие дубовые полки, заполненные разномастными – кожаными и сафьяновыми – мешками и мешочками. Некоторые мешки уже давно истлели по швам, и на каменном полу перед ними лежали горки серебряных и золотых монет.