– Мин херц! – буквально взвыл Егор. – За генерал-губернаторское звание – спасибо огромное! Но ведь и люди еще нужны, и деньги…
– Вот же – до чего я стал забывчив! – Царь, откровенно лицедействуя, звонко шлепнул себя ладонью по лбу. – Чердынцев, чернильная душа, мать твою, строчи далее! С сегодняшнего дня в полное распоряжение генерал-губернатора Меньшикова дополнительно, помимо Преображенской дивизии, поступают дивизии генералов Аникиты Репнина и Автонома Головина, – последовала еще одна выжидательная (театральная!) пауза…
Репнин только недовольно хмыкнул, а вот нервный и дерганый Автоном Головин предсказуемо завопил:
– Государь, дозволь слово молвить!
– Молчать, не дозволяю! – с видимым удовольствием рявкнул царь. – Слово царское уже сказано! – обернулся к Егору: – Господин генерал-губернатор, если тебе захочется – на вверенной тебе территории – повесить данного Автономку Головина, то смело вешай, разрешаю… Перехожу к следующему вопросу. По работным людям. Можешь, Александр Данилович, набрать до пятнадцати тысяч мастеров разных из подмосковных казенных деревенек. Если маловато будет, то можешь брать пойманных беглых холопов – у князя-кесаря. Как, Федор Юрьевич, много за неделю твои оглоеды ловят беглых?
– Хватает! – важно кивнул своей массивной головой Ромодановский и неопределенно подмигнул Егору: – Если возникнет такая срочная необходимость, то завсегда обращайся, генерал-губернатор, выручу! – криво улыбнулся.
«А князь-кесарь-то совершенно и не рад – твоему генерал-губернаторству! – невесело известил внутренний голос. – Завидует и явно что-то замышляет…» – Да, уточняю! – повысил голос Петр. – Казенных и беглых крестьян надо использовать только на государственных работах: на строительстве дорог, крепостей, фортов, казарм, прочих воинских строений. Для возведения же частных домов и усадеб пусть застройщики гонят своих крестьян или нанимают мастеровых из вольных посадов… Так, Чердынцев, пиши далее. Генерал-губернатору Меньшикову дозволяется леса рубить для нужд строительных государственных без ограничений, камень пользовать дикий, русла рек и ручьев менять по его усмотрению. Для текущих и строительных нужд выделить генерал-губернатору Меньшикову… – царь сделал еще одну гениальную паузу и с чувством бухнул: – Сто тысяч рублей!
– Мин херц! – возмущенно выдохнул Егор. – Ты маркизу Алешке на обустройство верфей корабельных выделил пятьдесят тысяч! А мне на две крепости, островные форты и новый город – всего сто? Бога побойся!
Петр чуть усмехнулся:
– Нет, Алексашка, лишних денег в казне, извини! – Указательным пальцем поманил к себе, прошептал на ухо: – Завтра с утра за тобой заедет Федор Ромодановский, отвезет в одно место. Там деньгами и разживешься – на закладку нового города-порта. А ты, бродяга, небось думал, что я решил задвинуть тебя в самый дальний обоз? Не, Алексашка, ты у меня всегда будешь в первых рядах! И плевать мне, что князю-кесарю это не по нраву… – отстранившись, громко попрощался со всеми: – Все, господа Высший совет, разрешите откланяться! Извините, но уже глаза слипаются… Да, Алексашка, карту сию, царевичем рисованную, можешь забрать, тебе она нужнее…
Когда супруги Меньшиковы уже уселись в свою карету и тронулись к дому, Санька, устало пристроив голову на его плече, проворковала:
– Мой муж – генерал-губернатор северных земель! Это очень даже хорошо… А еще мне Петр Алексеевич шепнул тайно, что по осени – если все сложится удачно – он тебе, Саша, княжеский титул присвоит. Это значит, что и я стану княгиней… Давно уже пора, а то даже как-то неудобно: при таком-то знаменитом муже – ходить в простых дворянках! Еще вот, Саша, ты эту карту не прячь, пожалуйста! Я ее себе перерисую на отдельный лист…
– Зачем она тебе, княгинюшка моя? – беззаботно и сладко зевая, спросил Егор.
– Как это – зачем? Буду думать, как спланировать новый город… И нечего так хмыкать недоверчиво! Знал бы ты, сколько за последнее время я книжек прочла умных! В том числе и про архитектуру европейскую…
Утром следующего дня, когда Егор успел только справить естественные нужды, умыться и еще только подумывал о завтраке, в коридоре, ведущем из просторных сеней (из прихожей, если говорить на европейский манер), послышались размеренные, очень грузные и солидные шаги.
«Князь-кесарь пожаловал! – уверенно определил внутренний голос. – Шествует, словно по собственной вотчине, а все стражники, охранители да холопы простые разбегаются перед ним в разные стороны – словно тараканы кухонные. Как же иначе? Начальник Тайной канцелярии все же…»
– Приветствую тебя, Александр Данилович, господин генерал-губернатор! – переступив порог столовой, загудел – с легкой одышкой – Ромодановский, одетый в тяжелую медвежью шубу старинного покроя. – Ничего, что я там немного распугал твою челядь? Одному усатому преображенцу даже плохо стало: осел, бедняга, по стеночке, ружьишко выронил из рук…
– Заходи, Федор Юрьевич, заходи! Я всегда рад тебе! – приязненно улыбаясь, искренне ответил Егор. – А людишки – что ж: им иногда очень даже полезно встряхнуться, чтобы не дремали по углам… Потрапезничаешь со мной?
– Извини, Данилыч, но торопиться нам надо. Других важных дел у меня – невпроворот. Да и натоплено у тебя сверх меры, не для моего полнокровия… Поедем, передам я на тебя всякого для нужд новых да важных. А то что ты голоден, так оно и ничего: чрезмерная сытость – во всех ее проявлениях – только вредит здоровью… Чего встаешь-то так поздно? Ах да, у тебя же – жена молоденькая. Поди долго повечеру заснуть не дает? А я, старый вдовец, рано отхожу ко сну. Ну, одевайся, братец, наряжайся… Письмо малое отпиши в свою Преображенскую дивизию и срочно отошли с конным нарочным. Пусть к обеду пришлют к Кремлю с десяток просторных возков да сотню тверезых всадников из Дикого полка – для охраны надежной…