Когда уже в карете – с плотно зашторенными окошками – они ехали от дома Лефорта к себе домой, Санька – в кратком перерыве между жаркими затяжными поцелуями – тихонько и благодарно шепнула:
– Молодец ты у меня, Саша! Стольких людей сегодня избавил от лютой смерти! Это я про стрельцов и семьи их…
– Подслушивала, значит, радость моя? – притворно рассердился Егор.
– А как же без этого? Должна же я быть в курсе всех дел своего любимого муженька…
Дома тоже все было просто замечательно: близняшки уже вовсю ходили, держась за стенки и мебель, смешно лепетали что-то свое, ласково и доверчиво вешались на крепкую отцовскую шею, широко улыбались – радовались встрече.
У сына Петьки были огромные ярко-синие глаза, маленький курносый нос и густые, белесые – почти платиновые – волосы.
«В мать уродился!» – радостно отметил про себя Егор.
А вот дочка Катенька откровенно пошла в его породу: волосы обычные, темно-русые, глаза светло-голубые, нос прямой и слегка удлиненный.
Долгая безумная ночь, наполненная – без конца и края – сплетением любящих друг друга молодых тел, тихие стоны, страстный шепот, новые и новые взаимные клятвы в безграничной и вечной любви…
– Саша! – тихонько позвала его жена в одну из редких минут заслуженного отдыха. – А когда мы поедем в нашу Александровку? Ты же мне обещал! Там сейчас очень хорошо: уже антоновка созрела, крупные яблоки падают – всю ночь напролет. Тук… тук… тук… Как бы я тебя там любила – всю ночь напролет, под стук этот…
Егор тихонько коснулся губами горячего женского плеча, тут же податливо вздрогнувшего под этим поцелуем, усмехнулся невесело:
– Ты же знаешь, родная, что творится сейчас! Война стоит на пороге! И у меня куча дел: надо окончательно разобраться с убийством нашего герра Франца, охранную Службу требуется срочно укрепить и перестроить. Да и тебе никуда нельзя отлучаться из Москвы: не забыла, часом, кто у нас царским Указом назначен главной милосердной сестрой, да и действующим членом Высшего Государственного совета – на случай военных действий? Сама же придумала эту сестринскую Службу – перед Азовским походом, вот теперь, дорогая, и отдувайся.
– Помню я все, любимый, помню! – тяжело вздохнула Санька. – Это же я просто так, похныкать захотелось немного… А дел, и правда, очень много: у меня в Службе – уже двести двадцать сотрудниц, все обученные хорошо, раны умеют перевязывать, многое другое. Сейчас вот нам изготовляют особые повозки, из Европы прибыл очень важный груз с медицинским инструментом: специальные, очень острые ножи, зажимы для ран, сухожильные нитки, пилы – для ног и рук… Ладно, утром поговорим о делах, а сейчас – поцелуй меня покрепче еще раз… Раз двести – я имела в виду…
Не пришлось утром поговорить о делах, даже позавтракать Егор толком не успел: громко топая сапогами, в сени вбежал его личный денщик Митька – совсем еще молоденький парнишка из воронежских крестьян, взволнованно доложил, протягивая квадратный коричневый пакет:
– Александр Данилович! Это привез посыльный из Преображенского полка, на словах велел передать, что очень ждут вас там.
В кратком письме Василий Волков сообщал, что уже перехвачены и доставлены в расположение Преображенского полка два гонца – с экстренной почтой для саксонского и датского послов. Причем почты было очень много, а задержанные гонцы сильно бузили и требовали незамедлительной встречи со своими посланниками. Да и офицеры полка не выказывали никакого восторга по поводу появления на территории полка неизвестных штатских лиц.
– Эх, забывчивым я становлюсь, старею, наверное! – расстроенно и нервно пожал плечами Егор. – В полк я и забыл сообщить, что к ним доставят арестованных…
Вообще-то, не стоило вмешивать Преображенский полк в эти непростые и откровенно мутные игрища, а отвезти пленников в помещения Службы охранной, да больно уж неудобно базировалась эта Служба – всего в ста тридцати метрах от Преображенского дворца. Егор четко понимал, что если Петр узнает об этой его самодеятельности – с захватом почты иностранных посланников, то разгневается не на шутку, не исключая и самых печальных последствий… Солдатский полк – с точки зрения конспирации – тоже место далеко не идеальное. Пойдет солдат в кабак, остаканится, и ну болтать, вот и пошла гулять молва. Да ничего, за двое-трое суток должны были управиться, так что молвой можно было и пренебречь…
А еще он так же железобетонно знал и другое: необходимо было сделать все возможное и невозможное, чтобы намеченный на весну скоропалительный штурм Нарвской крепости не состоялся. Не готова еще была молодая армия российская к таким серьезным воинским авантюрам. Зачем же все эти бесполезные усилия, которые наверняка завершатся бесславным поражением и неисчислимыми человеческими потерями?
Был еще нехилый шанс переломить ситуацию на корню, был! И этим шансом грех было не воспользоваться…
Егор привычно облачился в свой армейский мундир, прицепил на бок шпагу с золотой ручкой – царский подарок на свадьбу, велел заложить карету.
– Саша, а как же завтрак? – опечалилась жена. – Там кухарка напекла сырников, блинчиков наготовила с разными начинками: с грудками рябчиков, с грибами жареными, с налимьей печенью маринованной… Давай я тебе узелок маленький соберу с собой?
– Не стоит, мое сердечко! – легкомысленно улыбнулся Егор. – Я в полку поем. Солдатские щи и кулеш – тоже пища знатная. Да, кстати! – вспомнил неожиданно: – А что там Вася Волков вчера толковал – про амура неожиданного, что посетил его? Это не к тебе ли, молодуха, он воспылал страстью нежной?