Северная война - Страница 85

– Срочно собирай строительные обозы в помощь полковнику Соколову! – строго велел Петр новому новгородскому воеводе – столбовому боярину Таничеву. – Чтобы назавтра уже были в дороге!

Лешка Таничев, мужик тертый и мордатый, виды видавший, опустив свои хитрые глазенки долу, только уважительно поддакивал:

– Все сделаем, государь, Петр Алексеевич, не сомневайся! Прямо сейчас и побегу! Все, прощевайте, господа я помчался обозы собирать… – грузно переваливаясь с боку на бок, скрылся за дверью.

– Молодец! Добрый слуга, запомню! – одобрил царь, после чего резко обернулся на ехидный и саркастический «хмык». – Что-то не так, Алексашка?

Егор, сидящий в неудобном старинном деревянном кресле, пристроив вытянутую больную ногу на низеньком табурете, криво улыбнувшись, объяснил причину своего пессимизма:

– Мин херц, этот Таничев даже не поинтересовался, что должно быть в тех обозах, для чего они направляются к Ниеншанцу, какие люди незамедлительно должны проследовать туда. Теперь он, прохиндей ушлый и сообразительный, под эту сурдинку – чего только не учудит, чтобы плотно набить пошлым златом свои широкие и глубокие карманы.

– Верно, верно! – согласился Петр и велел громовым голосом: – Вернуть этого вора! Дьяка ко мне чернильного – Указ писать срочно! Так вас всех растак…

Нервно покусывая вересковый черенок трофейной шведской курительной трубки, царь монотонно диктовал:

– …Великая и Малыя и Белыя Руси, повелеваю: направить к крепости Ниеншанц, в распоряжение полковника… да что там, генерал-майора Андрюшки Соколова! Алексашка, не обижайся, я тебя скоро фельдмаршалом сделаю… Эй, дьяк, не пиши пока про фельдмаршала! Так, продолжаю… В обозах должно следовать: двадцать искусных людей фундаментных, могущих свободно обращаться с камнем диким, двадцать справных плотников – с дельными пилами и топорами, гвоздей бронзовых – двадцать пудов да медных – четыре пуда…

Список был очень длинным.

«Надо же, сколько царь всего важного держит в своей голове! – одобрительно прошелестел внутренний голос. – Ведь шпарит – как по писаному – безо всяких памятных бумажек! Есть в нем что-то эдакое, надежное, уважение вызывающее… Хотя что тут странного и непонятного? Координатор же тогда объяснял подробно, что Петр Алексеевич – не совсем – от этого мира…»

– Последнее! – чуть передохнув, объявил царь: – Доставить триста пятьдесят пудов пшеницы дробленой и проса – для нужд Александровского полка, сорок пять пудов – для потребления команды новгородских строителей… Строителям возводить усердно фундамент новой крепости: на Заячьем острове, на месте прежней, разрушенной страшным наводнением усадьбы «Веселое поместье» шведского графа Стенбока. Чертеж фундамента – мною прилагается… С весны будет необходимо начать усердное производство работ каменных. Начальником над всеми работами мною назначается воевода новгородский, Таничев Алексей. Коему и надлежит безжалостно рубить голову – в случае злостного неисполнения и малейшего воровства…

Следующим утром Петр спешно отбывал на Москву, за час до отъезда зашел в комнату Егора – попрощаться, поболтать, спросить совета, выслушать просьбы.

– Что, Алексашка, в Новгороде задержишься на недельку? – то ли спросил, то ли подытожил царь. – Ну да, я еще вчера разговаривал с доктором Мацарелло… Представляешь, самый лучший и знающий врач в Новгороде – природный итальянец? Чудеса, да и только! Он говорит, что тебе отдохнуть надо немного. Мол, в дороге от Ниеншанца тебе раненую ногу сильно растрясло – по каменистым проселкам и гатям бревенчатым. Нагноение началось нехорошее, поганое… А здесь, рядом совсем, есть какие-то целебные водяные источники. Мол, чудеса творят настоящие, мертвых поднимают из гробов… Что ж, оставайся, конечно! Тем более что лекарь сей и Алешке Бровкину – с его прекрасной и нежной Луизой – тоже посоветовал тут задержаться… Как наш маркиз Алешка-то? Давно его видел? А то я тут три дня безвылазно пробегал по новгородским крепостным стенам, совсем без сна и роздыха… В Москву же со мной Вася Волков поедет, присмотрит, чтобы вороги меня не прибили ненароком…

В дверь негромко и почтительно постучали.

– Что там еще? – гневно удивился царь. – Я же велел – чтобы мне не мешали…

– Позвольте войти, государь? – на немецком языке проворковал хрустальный женский голосок.

– Входи, конечно же, чертовка! – Петр как-то неуловимо изменился, став визуально мягче: и лицом, на котором проявились длинные и, безусловно, добрые морщины, и фигурой, которая вдруг стала мешковатой и неуклюжей, как-то очень уж несимпатично осев на старинном стуле и значимо увеличившись в ширину…

«Прямо-таки – вылитый Страшила – из книги „Волшебник Изумрудного города“! – невесело усмехнулся подозрительный внутренний голос. – Как бы, елы-палы, наш любвеобильный Петр Алексеевич не возжелал невесты Алешкиной…»

Двухстворчатая дверь плавно и бесшумно распахнулась, и в комнату вошел полковник Бровкин, бережно и осторожно поддерживаемый под локоть верной Луизой. Алешка двигался немного боком, мелко-мелко переставляя свои ноги, обутые в кожаные уставные сапоги, правая сторона его лица была совершенно неподвижной – словно бы замороженной, правую глазницу закрывала широкая черная повязка, а впалые щеки покрывала совершенно седая двухнедельная щетина.

– Смотри-ка ты, встал на ноги, бродяга! – искренне обрадовался царь, подошел к Алешке, бережно приобнял, внимательно посмотрел в глаза, вернее – в глаз, и торжественно объявил: – Вот, и взор уже стал почти разумным взор опять сделался обычным, голубым… А помнишь, Алексашка, что было сразу после того взрыва? Единственный глаз черный, пустой – словно колодец бездонный, страшный, бессмысленный… Быть тебе, Бровкин Алексей Иванович, адмиралом российским! Жалую тебя, маркиз де Бровки, званием – контр-адмирала! Ну и Андреевским крестом – также, заслужил, носи…