«Эх, охранитель хренов! – осуждающе забубнил внутренний голос. – Это же надо – так вляпаться! Не мог царя уговорить? Заболтать его? Теперь остается одно: прятаться, маскироваться, запутывать… Дай бог, если противник пошлет по ваши души только одну шлюпку. А если две? Опять же, шведы могут картечью – чисто на всякий случай – пальнуть по камышам…»
– Извини, мин херц! – Егор требовательно и непреклонно посмотрел Петру прямо в глаза. – Но теперь я командую, посему и требую – полного и безоговорочного повиновения!
– Командуй, охранитель! – чуть виновато вздохнув, покладисто согласился царь. – По моей вине, не спорю, все это приключилось…
– Значится так, господа! Петр Алексеевич и Антон Девиер быстро уходят камышовыми зарослями – вдоль берега, строго на восток. Тут глубина, судя по всему, маленькая, максимум – по пояс. Из камышей не выходить – ни в коем случае! Ты, дедуля, – обратился к старому финну, – иди куда хочешь, на все четыре стороны… Все прочие остаются здесь, со мной: если шведы решатся подойти к берегу на шлюпке, то дадим бой – как уж получится…
– Я с собой захватил ручную гранату! – похвастался Фролка Иванов. – Пусть только сунутся, гады мордатые! Кровью умоются…
– Мне гранату отдашь! – строго приказал Егор. – И не спорь! У меня лучше получится. Для начала тоже отойдем от этого места – только на запад. Пушечная картечь – вещь очень даже неприятная… Потом, когда шведы спустят лодку, вернемся. Четыре пистолета и одна граната, что ж…
– Пять пистолетов! – уточнил запасливый Фролка. – Я с собой парочку прихватил, на всякий случай, как вы, Александр Данилович, любите говорить.
Фрегат заякорился прямо напротив острова, в одной четверти версты. Из пушек неприятель палить не стал, сразу спустил две гребные шлюпки, которые бодро и целенаправленно устремились к островному берегу.
Егор, стоя по пояс в воде, с пистолетом в правой руке и с ручной гранатой за пазухой, осторожно выглянул из густых и высоких зарослей светло-фиолетовых камышей, начал раздавать последние указания:
– Делаем так. Ты Фролка…
– Постой, Александр Данилович! – неожиданно прервал его Волков, неотрывно наблюдавший за противником через подзорную трубу. – Погоди! Там, на носу шлюпки стоит… Треуголка, белый шарф на шее… Действительно, он, Андрюшка Соколов! Точно – наши! Опять этот голландский Антошка прав оказался…
Петра и Девиера, предварительно кратко переговорив с Соколовым, они нашли в густых зарослях островных камышей только часа через полтора: старательно выполняя наставления Егора, эта парочка успела отойти на запад почти на три версты.
– Наши? Полковник Андрей Соколов? – не поверил Петр, отчаянно стуча зубами от холода. – Алексашка, вели, чтобы на островном берегу развели большой костер! Помоги выбраться на сушу, охранитель, ноги, понимаешь, отказывают… Фляжку-то захватил с собой? Быстро давай сюда! Моя-то уже давно опустела…
Нашли сухую полянку со следами старого кострища, по центру которого лежал мятый медный котел, из сосновых веток и корневищ разожгли высокий и жаркий костер. Посадив Петра на толстую подстилку из наломанных пышных еловых лап – спиной к пламени, Егор стянул с его ног низкие кожаные сапоги, стащил английские шелковые, но далеко не первой свежести носки, полой своего камзола старательно растер замерзшие царские ступни – размера, дай бог, сорокового, может, сорок первого…
– Хорошо-то как! – зажмурился от удовольствия Петр, прикладываясь в очередной раз к Егоровой пузатой фляге, наполненной живительной медовухой. По другую сторону костра отогревался Антон Девиер, негромко ругаясь по-голландски – на подлых и коварных птиц, которые, летая над камышами многочисленными стаями, знатно изгадили его охотничий костюм и модную шляпу-пирожок.
Из-за высоких кустов ракитника показались радостные Андрюшка Соколов и Василий Волков, о чем-то весело переговаривающиеся между собой.
– Государь! – увидав царя, тут же посерьезнел Соколов, вытягиваясь в струнку. – Разреши доложить о славной виктории!
– Здравствуй, Андрюшка, здравствуй! – искренне обрадовался царь. – Садись напротив меня – вон на тот березовый пенек. Рассказывай подробно – откуда разжился этим фрегатом? Где твой полк? Вообще – как дела?
– Можно я по порядку поведаю? – солидно откашлявшись, спросил Соколов. – Значит, дело было так. Подошел мой Александровский полк к Назии, встал там лагерем. Шведы? Нет, не встречались. Крестьяне местные сказывали, что два неприятельских батальона – под командованием генерала Кронгиорта – останавливались лагерем недалеко от Назии еще в самом начале июня месяца. Потом ушли куда-то – в сторону реки Волхов… А уже к следующему вечеру к нам в лагерь и пожаловал этот самый Прохор Погодин, который поручиком служил в шведском Ниеншанце. Он еще за две недели до нашего прихода получил тайное письмо от Сеньки Ростова – воеводы староладожского. В письме было сказано, что вся семья Погодиных – включая детишек малых – находится в дальнем остроге, а сам хуторок погодинский, что под Новгородом находится, отписан под царскую руку – вместе со всем имуществом и скотиной. Предлагалось Прохору в том послании – помощь оказать русскому воинству. За что и было обещано полное и безоговорочное помилование. Вот этот Погодин и подступился ко мне, мол, располагайте, готов помочь и искупить, смыть кровью… Сперва-то я думал, – смущенно покосился на Егора, – обязательно дождаться господина генерал-майора, как и было договорено. А тут Прохор, понукаемый усердием и желанием заслужить полное прощение, мне и сообщил, что, мол, к Ниеншанцу – со дня на день – прибывают два шведских корабля. Встанут на якоря у самого обрывистого берега, даже сходни длинные будут переброшены с бортов на сушу. Мол, можно и корабли эти легко пленить… Я, конечно же, задумался, засомневался: что мне делать с теми кораблями? Морока одна. Да и Александр Данилович ничего не говорили про это… А тут к нам в Назию прибыл Бровкин Алексей Иванович, маркиз де Бровки…