Северная война - Страница 62

Над рекой вразнобой зазвучали ружейные и пистолетные выстрелы, Егор увидел, как черноголовые мишки испуганно отвернули от берега, где располагался лагерь отряда, и сноровисто поплыли вниз по течению реки, а их светло-бурые собратья покинули противоположный обрывистый берег, торопливо разбредясь в разные стороны…

Через сорок часов, переночевав еще раз у глубокого речного омута, из которого удалось выловить парочку вполне приличных налимов, Егор и его подчиненные вышли к первым русским постам, охраняющим брод через Нарову. На севере все было затянуто густым черным дымом, а войска, вытянувшись узкой цепочкой, торопливо перебирались обратно на русский берег, перетаскивали полевые мортиры и гаубицы, установленные на деревянных, качественно сколоченных плотах.

– Что происходит? Почему отступаем? – строго спросил Егор у черноусого драгунского поручика, командовавшего сторожевым постом. – Ведь этот дым – стоит над Нарвской крепостью?

– Нарва-то второй день уже горит, да свейский воинский корпус на подходе, господин генерал-майор! – браво доложил поручик. – Сам генерал Шлиппенбах ведет шведов! Зело он злобен – за свою мартовскую конфузию под Дерптом… Государь приказал армейским частям незамедлительно отойти на правый берег Наровы. Наладить надежную охрану всех ближних бродов и переправ, полевую артиллерию установить – в специальных земельных укрытиях, которые надлежит дельно укрепить дубовыми бревнами…

– Петр Алексеевич уже здесь? – удивился Егор. – Когда прибыл? Где он сейчас?

– Пять дней назад, Александр Данилович! Государь – вместе с Борисом Петровичем Шереметьевым и всеми штабными офицерами – еще вчера перебрались на наш берег. Командный пункт нынче разбит на том высоком холме, что расположен в трех верстах восточнее Иван-города.

– Сам-то как? Грозен?

– Никак нет! Бодры, веселы и негневливы!

– И то хлеб…

Петр, за спиной которого маячил улыбающийся Василий Волков, встретил Егора распростертыми объятиями:

– Алексашка, сучий потрох, исчадие ада! Как же я соскучился без тебя, засранца! Эй, кто-нибудь… Быстро собрать на стол – всего самого лучшего!

Пока накрывали походный стол, Егор шепотом спросил у царя:

– Ну, как оно, мин херц, с Мартой-Екатериной-то? Срослось что-нибудь?

– Срослось, – чуть покраснев, так же тихо ответил Петр. – Все – срослось, до самого конца… Спасибо тебе, охранитель, за эту милую особу. Век не забуду! Правда, побыть довелось вместе – всего-то четыре дня… И моему сыну Алешке она, Катенька – то есть, очень приглянулась: смотрит на нее мальчонка – и улыбается…

Сели за раскладной стол: Петр, Егор, Шереметьев и Василий Волков.

Егор коротко рассказал обо всех обстоятельствах пленения шведской эскадры.

– А Лешерт-то каков! – уважительно покачал головой Волков. – Не захотел сдаваться в плен, предпочел тому смерть лютую…

– Жалко-то как – Никиту Апраксина! – искренне огорчился Петр. – Неплохой воевода получался из мальца, дельный… Все корабли плененные, охранитель, ты направил в Псков? Оно и правильно, если надо будет, то они помогут отогнать шведов от города.

По предложению генерала Шереметьева выпили по первой чарке, помянув славных воинов, погибших в озерной баталии, помолчали, закусили.

– Слышь, Данилыч, а куда ты услал Бровкина Алешку? – с аппетитом обгладывая жирное гусиное бедро, спросил царь. – А потом и про герцогиню эту поведай – как да что… Не, мне твоя Александра Ивановна вкратце обрисовала – общую картинку, только я так до конца и не понял: в чем высший смысл этой истории? Я же тебя очень даже хорошо знаю! Не иначе что-то задумал хитрое да высокоумное?

– Начну по порядку! – весело похрустев маринованной редькой, приступил к ответам Егор, прекрасно понимая, что местами придется нагло врать. – Маркиз поехал на восток, поближе к Сибири-матушке, повез прятать в дальний острог подлого шпиона турецкого. Понимаешь, мин херц, приехал ко мне в Псков один басурман – с письмом от Медзоморт-паши. Мол, надо данного турка отправить на Урал, чтобы он там все внимательно осмотрел – на предмет будущих торговых дел. Я так подумал: с одной стороны, нам в горах Уральских чужие глаза совсем и не нужны, а с другой, надо и Медзоморт-пашу уважить. Человек он хороший, почему не помочь? Вот пусть этот коварный шпион и сидит – в уральской темнице, а в Константинополь так отпишем мол: «Уехал ваш посланец на восход солнца, да и пропал совершенно бесследно. Россия – она же бескрайняя, в ней затеряться случайно – раз плюнуть…» А что такого? Как наш дьяк Прокофий Возницын в Константинополе исчез без следа – так и ничего? Вот и турецкий посланец – сгинул…

– Дурью все маешься! – недовольно скривился Петр. – Не, про Урал да «чужие глаза» я полностью согласен с тобой. Пошли все эти любопытные иноземные морды – куда подальше! Но зачем же вокруг этого – городить такой непростой огород? Свернули бы тонкую шею этому шпиону прямо в Пскове, закопали бы в ближайшем глубоком овраге, а Медзоморту отписали бы, что, мол, успешно отбыл ваш человечек – в сторону далекой Сибири… Делов-то! Впрочем, Данилыч, это твои погремушки, не буду встревать…

«Эге, будь настороже, братец! – тоненьким и бодрым комариком заныло чувство опасности. – Глаза-то у нашего Петра Алексеевича блеснули как-то очень уж недоверчиво. Запомнит он явно об Аль-Кашаре, а это очень плохо. Эх, надо было, действительно, пристукнуть этого араба по-тихому, как сам царь советует! Что теперь делать? Надо при первой же возможности, как подвернется подходящий серьезный повод, тебе лично выезжать в уральские края. Как это – зачем? Чтобы надежно исправить собственную же оплошность…»