«Не ждал я от тебя, Алексашка, такого гадкого обмана! – писал царь. – От всех ждал, но чтоб от тебя… Мерзавец ты законченный! Пожалел для государя – жены своей… Что, убыло бы от нее? А скольких утех сладостных я был лишен – по твоей подлой милости? Никогда не прощу! Злыдень ты первейший… Да, еще, по поводу золотишка. Ха-ха-ха! Если этот Аль-Кашар не соврал, и ты послан к нам из Будущего, то для тебя это – дела пустячные…»
«Вот они – Властители! Нельзя им верить никогда! – от души возмутился внутренний голос. – Сколько раз тебе, братец, Петр клялся – в своей братской дружбе? Мол: „Я твой, Алексашка, вечный должник, век не забуду…“ И перед Санькой нашей неоднократно рассыпался – в благодарности бесконечной. А теперь вот – получите и распишитесь… Да, коротка ты, память царская! Хорошо еще, что казнить не надумал. С него сталось бы…»
– Ну, охранитель, все прочел? – вкрадчиво спросил Ромодановский. – Тогда пойдем к остальным, я зачитаю Указ государев…
К причалу тем временем уже подошли женщины, облаченные в совершенно невероятные праздничные платья, сверкая драгоценными каменьями своих многочисленных золотых украшений, а дети удивленно и восторженно разглядывали неподвижно замерших у кромки воды солдат Московского полка.
– Дядя Николай! – обратился Егор к Ухову-старшему. – Отведи-ка всех ребятишек в дом, пусть там поиграют. Займи их чем-нибудь интересным. Расскажи, что ли, сказку – про добрых и умных белых медведей…
Дождавшись, когда старик – в сопровождении нянек и денщиков – уведет детей, Егор попросил Ромодановского:
– Дозволь, Федор Юрьевич, сперва мне сказать несколько слов народу? Объясниться, так сказать…
– А что ж, и объяснись! – благодушно кивнул головой князь-кесарь. – Дозволяю!
Егор снял с головы треуголку, сорвал свой пышный ярко-оранжевый парик и выбросил его в ближайший кустарник, после чего заговорил – громко и четко:
– Повиниться я хочу, господа. Вина лежит на мне великая. Немногим более восьми лет назад я обманул государя нашего, Петра Алексеевича. Не захотел я, чтобы царь воспользовался своим правом «первой брачной ночи» в отношении невесты моей, Александры Ивановны, – внимательно взглянул на испуганную и слегка ошарашенную Саньку. – Вместе с известным вам доктором – Карлом Жабо – мы тогда обманным путем внушили государю, что ему смертельно опасно вступать в плотские отношения с русскими женщинами. Вот и вся моя вина, господа…
– Разве это вина? Да только так и надо было! – звонким голосом заявил юный Томас Лаудруп, невесть как умудрившийся избежать опеки старика Ухова, и тут же прикусил язык, получив от матери крепкий подзатыльник.
– Теперь понятно, почему Петр Алексеевич зимой 1995 года так безжалостно разогнал свой гарем, составленный из дворовых девок, – негромко пробормотал себе под нос Алешка Бровкин.
Ромодановский сделал два шага вперед, вытащил из-за широкого обшлага камзола сложенный вдвое лист толстой бумаги и непреклонно объявил:
– Все, поговорили и хватит! Теперь я говорить буду. Слушайте, голодранцы, Указ царский! Про «Великая Малыя и Белыя…» пропущу, пожалуй. Сразу перехожу к делу, итак: «За подлый обман учиненный – лишить Меньшикова Александра, сына Данилова, всех воинских званий и наград, отписать в казну государеву все его деревеньки, дома и вотчины. Обязать означенного вора Александра Меньшикова – вместе со всем семейством его – отбыть навсегда из России. На его личном фрегате „Александр“, не позднее двадцати часов после оглашения ему этого Указа. При дальнейшем появлении на берегах российских казнить всех Меньшиковых и их прямых потомков, не ведая жалости. С собой семейство злодеев Меньшиковых может взять золото, драгоценности, вещи и людишек – только из загородного василеостровского поместья…»
– Как же так, Федор Юрьевич? – Санька громко и требовательно перебила князя-кесаря. – На Москве же остался наш сынок, Шурочка. Как же с ним?
– Зачем, Александра Ивановна, прерываешь меня? – рассерженно нахмурился Ромодановский. – В Указе сказано и про это! Слушайте дальше: «За нанесенную обиду наложить на семейство Меньшиковых достойный штраф – сто пудов чистого золота. Только после выплаты этого штрафа им будет передан младший сын семейства – Александр, сын Александров…»
– Сыночек мой! – тоненько завыла Санька. – Где же мы возьмем такую гору злата?
– Успокойся, Саня, немедленно! – Егор впервые за всю их совместную жизнь повысил голос на жену. – Я знаю, где можно то золото достать. Есть на востоке земли дальние, тайные, богатые…
– Ты правду говоришь? – Небесно-голубые глаза супруги, наполненные хрустальными слезами, были огромны и бездонны, таким глазам соврать было невозможно.
– Клянусь! – твердо ответил Егор. – Года за три должны управиться…
«Понятное дело, призовем на помощь незабвенного Джека Лондона! – незамедлительно отреагировал внутренний голос. – Чилкутский перевал, Юкон, многочисленные ручьи, впадающие в эту реку… Напряжемся, вспомним лондонский текст, вычислим нужные ручьи, намоем золотишка. Ерунда, прорвемся!»
– Уважаемые господа! – вежливо и церемонно обратилась Санька к гостям. – Хочу извиниться, но трапезничать вам придется без нас, столы уже накрыты…
Хотя, наверное, и вовсе не придется, ведь и все наши вотчины отошли в царскую казну, видимо, вместе с теми столами. Про это вы у князя-кесаря спросите… В любом случае – извините покорно! Вынуждена вас покинуть, ибо необходимо срочно заняться сбором вещей. Надо торопиться. Быстрей выплывем, значит, быстрей золото добудем – для выкупа нашего сыночка…