Северная война - Страница 102

102

Подбежал Солев – в новенькой форме поручика Екатерининского полка: с белоснежным шейным платком, тщательно выбритый, в высоких черных ботфортах, придерживая длинную шпагу, болтавшуюся в ножнах на левом боку.

– Здесь я, господин генерал-губернатор! – вытянулся в струнку, преданно поедая начальство глазами.

– Красавчик-то какой, уписаться можно, – тихонько шепнул Ухов за спиной Егора.

– Поручик Солев! Назначаю тебя командовать батареей единорогов на правом речном берегу! – приказал Егор, проигнорировав Ванькино замечание. – Проконтролировать переправу орудий через Неву. Установить их на удобных позициях. Открыть огонь по крепости – только после того, как заговорит артиллерия левого берега. Все ясно?

– Так точно, господин генерал-майор!

– Выполнять!

Когда Солев отбежал от них шагов на десять—двенадцать, Егор обернулся и неодобрительно посмотрел на Ухова:

– Дурак ты, Ванюша! Все люди ведут себя перед серьезным боем совершенно по-разному. Одни перестают не то чтобы бриться, но даже – умываться и принимать пищу. Другие, наоборот, выряжаются – словно собрались на новогодний бал к английской королеве… То что поручик Солев приоделся и даже парик свой слегка напудрил, вовсе не говорит о том, что он, поручик Солев, трус последний. Понял, деревенщина?

– Да я что, Александр Данилович? Я ж просто так, к слову пришлось, – смущенно забормотал Ухов. – Вы же знаете, что у меня язык – как помело…

Началась активная и методичная бомбардировка Нотебурга с обоих берегов невского истока. И чугунными ядрами палили, надеясь, что удастся пробить в крепостных стенах дельный проем, и зажигательные бомбы забрасывали внутрь крепостной территории, помышляя учинить там сильные пожары.

Очень долго ничего не получалось: тяжеленные чугунные ядра отскакивали от камней Нотебурга – как сухой горох от стенок бревенчатой избы, а возникающие пожары успешно тушились дисциплинированными и старательными шведами.

Лишь через десять дней, когда подошел последний обоз с боеприпасами, следовавший из самой Москвы и слегка завязший в злых новгородских болотах, дело пошло на лад.

– В псковских и новгородских арсеналах хранятся зажигательные бомбы и гранаты только старой конструкции, – пояснил Шереметьев. – А осадные бомбы, начиненные горючим составом Якова Брюса, до сих пор изготовляют только на Москве-городе. Ничего, сейчас мы с ворогом поговорим на другом языке…

Действительно, после применения новых боеприпасов ситуация резко изменилась: уже через три часа после возобновления бомбардировки в крепости начался сильнейший пожар, сопровождаемый громкими взрывами.

– Огонь, наверное, добрался до пороховых погребов! Александр Данилович, поспорим на серебряный рубль, что еще до сегодняшнего заката шведы вывесят белый флаг? – заинтересованно предложил Ванька Ухов, с которым у Егора установились доверительные и дружеские отношения – по типу «царь Петр – Алексашка». – Вон, восточная стена уже начала разрушаться… Так спорим или как?

Егор, минут пять внимательно понаблюдав за горящей крепостью в подзорную трубу, только неопределенно пожал плечами:

– Белый флаг они, может быть, и вывесят. Только, как усердно подсказывает мой внутренний голос, совсем не для того, чтобы сдаться. Наверняка затеют какие-нибудь дурацкие и долгие переговоры… Не, Ванюша, шведы ребята очень мужественные и упорные. Много еще они выпьют русской кровушки…

Через два часа над круглой центральной башней Нотебурга на ветру заполоскалось белое полотнище.

– Всем пушкам – немедленно прекратить огонь! – отдал команду Егор.

Вслед за замолчавшими пушками на мысу дисциплинированно перестала палить по крепости и северная батарея Солева.

Вскоре от острова отчалила гребная шлюпка – с белыми флагами на носу и на корме.

– Александр Данилович! – опустив подзорную трубу, взволнованной скороговоркой доложил Погодин: – Там, в лодке – сам комендант Нотебурга, генерал Ерик Шлиппенбах, старший брат того Шлиппенбаха, который со своим корпусом охраняет Ливонию. Вы его однажды (мне полковник Соколов рассказывал) взяли в плен, а потом обменяли на одну девицу чухонскую, безродную…

– Молчать, дурак! – недовольно зашипел Егор, быстро оглядываясь по сторонам: не услышал ли кто ненароком из «чужих», стоящие рядом Ванька Ухов и Фролка Иванов были не в счет. – Эта «девица безродная» – рано или поздно – станет законной русской царицей, так что настоятельно советую, орлята, языки не распускать по-пустому… А ты, Проша, не ошибаешься часом – насчет коменданта? Не по правилам это: лично жаловать на первые переговоры, доверенные офицеры для того существуют.

– Он это, Ерик Шлиппенбах! – заверил Прохор. – Он к нам, в смысле в шведский еще Ниеншанц, приезжал несколько раз – с визитами вежливости. Та еще штучка:

заносчив и горд – как сто тысяч чертей! Говорит – только по-шведски…

Егор, повертев туда-сюда тоненькое колечко, дополнительно поднастроил свою подзорную трубу и навел ее на приближающуюся лодку. Комендант Нотебурга, гордо стоящий на корме, выглядел очень даже солидно и представительно: длинная седая борода, железные ребристые доспехи, явно очень старинные, на голове старика красовался черный металлический шлем, чем-то напоминавший обычную кухонную кастрюлю, на левом боку висела – в непрезентабельных потертых ножнах – чрезмерно длинная шпага.

«Очень уж похож на Дон Кихота! – подсказал начитанный внутренний голос. – Я бы такому не доверял! От аналогичных чудаков только и надо ждать что неприятностей мерзких да паскудных, произрастающих из махровой сентиментальности».

102